МХТ им. ЧЕХОВА Основная сцена

Когда в 1931 году Николай Эрдман читал Станиславскому свою пьесу с невесёлым названием «Самоубийца», Константин Сергеевич, по свидетельствам очевидцев, хохотал до слёз и восклицал: «Гоголь! Гоголь!». Станиславский был так вдохновлён этой чёрной комедией, что просил разрешения на постановку напрямую у Сталина (в тот момент пьеса была под цензурным запретом), называя «Самоубийцу» «одним из значительнейших произведений нашей эпохи».

В основе спектакля – трагикомедия Вуди Аллена. Писатель Гейб, утомившийся от своего сочинительства и невыносимой супруги Джуди ,узнает занимательную новость: их давние друзья готовятся к разводу. Удивительно, но крах чужой семьи заставляет Гейба и Джуди по-иному взглянуть на собственные отношения.

«ХХ век. Бал» – спектакль в двух частях с прологом, музыкой и танцевальными этюдами.

Дмитрий Крымов: «Это ни в коем случае не инсценировка романа Льва Толстого, а композиция, в основе которой в первую очередь роман «Анна Каренина», а также «Жизнь и судьба» Василия Гроссмана и специально для этой постановки написанный Львом Рубинштейном текст «Вопросы».

Виктор Крамер: "Мир, окружающий нас, очень непрост,напряжён, технологичен. Можно убить жизнь на попытки его изменить, а можно пойти путём барона Мюнхгаузена – попробовать создать собственный мир,иллюзорный, но в котором будет радостно жить."

Эдмон Ростан. Героическая комедия.

Комедия вошла в новейшую историю русского театра как самый дорогой и посещаемый театральный спектакль. Она подкупила даже чопорных театралов совершенством формы, пусть и превалирующей над содержанием.

Режиссёр Константин Богомолов: «Наш спектакль - это искренняя попытка сделать текст чеховской пьесы предельно живым, предельно современным, предельно естественным. Интересна  реальность людей военного провинциального городка, которая связана с очень живыми проявлениями человеческими: любовью, эмоциями, отношениями. Это будет предельно конкретная, предельно бытовая, и в первую очередь бытовая в эмоциональном плане вещь о живых, обычных людях».

В постановке точно соблюдены правила романа. Линия Иешуа Га-Ноцри здесь всего лишь эпизод, главное же происходит  между Мастером и Понтием Пилатом. Тут - главный нерв всего спектакля.